Бабочки
I.
- А знаешь что, Машка? Если хочешь помещение, подложи под Козлодоева свою Анжелу, старик падок на коротенькие юбки, дело выгорит, верно тебе говорю, - советовала Наталья своей подруге Марии.
- Да ты с ума сошла! - Округлила глаза Мария и от возмущения даже приложила ладонь груди, - чтобы я своей дочерью торговала, да ни в жизнь. Ей едва 19 исполнилось, а ты ее - в такую грязь. А принципы, а мораль?!
- Какая мораль, дорогуша? Вспомни Маркса, нет такой подлости, на которую не пойдет капиталист ради 300 процентов прибыли. А тут не подлость даже, а банальная бизнес — стратегия. Сделай разок и будешь обеспечена на всю жизнь и ты, и Анжела, дочь твоя. Еще и спасибо тебе скажет. А, нет, так будете в нищете сидеть со своими принципами.
Наталья и Мария — это давние подруги - однокурсницы, возрастные бизнес — вумен, вернее Наталья преуспевающая бизнесменша, владелица небольшой сети тур — агентств, приобретшая в кругах знакомых прозвище «Лягушка — путешественница», а вторая «десятая вода на киселе», она лишь страстно мечтала о своем деле — маленьком салоне красоты, а пока делала маникюр на дому.
Недавно Мария заприметила удачное помещение под салон, затеяла покупку, она сумела скопить небольшую сумму, но у нее не хватало денег, вот она и явилась к успешной товарке за кредитом.
Женщины переместились из офиса Натальи в приятное, уличное кафе и теперь сидели там и тискали чашечки с кофе. У Марии был черный «Эспрессо», а у Натальи молочный «Латте».
- А что за помещение? - Спросила Лягушка — путешественница. Было время, когда она, как женщина, потеряла всяческое приличие, страшно запустила себя, располнела, подурнела, расслоилась подбородками, растрескалась морщинами, и, казалось, что она окончательно потеряна для любви и половой жизни. И вдруг, буквально в один момент, взяла себя в руки, занялась телом, и вот втянулся живот, обтесались бедра, сдулись подбородки, исчезли морщины, она выпустила из — под вечной, нелепой шляпы крашенный — перекрашенный ржавый волос, сделала завивку, тряхнула головой, и явилась миру новая златокудрая красавица с пронзительными синими глазами. И все ахнули. Оказалось, у Натальи завелся молодой любовник.
- Один очень уютный подвальчик у Преображенского храма, - сказала Маша про будущий салон.
- Это, где магазин «Белый остров», что ли? Да ты очумела? - Всплеснула ухоженными руками с изумительным маникюром Лягушка. - Салон красоты в подвале. Да кто туда пойдет?
- Пойдут, - убеждала самозанятая маникюрша. - Там недалеко рынок и торговый центр - золотое дно.
- А кто там хозяин всего здания?
- Какой — то Дмитрий Назаренко, вроде москвич, его фирма у нас много чего скупила.
- Подожди, Машка, не тараторь, не тот ли это Назаренко, что с МЧСниками судился?
- Он самый.
- Ну, здрассьте, какой же это москвич, местный он, просто в Москву вовремя уехал, это сын нашего Старика Козлодоева.
- Николая Семеновича?!
- Его.
Стариком Козлодоевым подруги называли своего институтского преподавателя математики, ему тогда было в районе 40, но все его и уже тогда считали дедом за чудаковатость, академическую любовь и приверженность к точным наукам и вечную рассеянность. А потом случилось чудо — грянула Перестройка, профессора уволили с кафедры, он поправил очки, чего — то там рассчитал, размножил, купил, продал и попер у него бизнес в гору, да так, что к моменту описываемых событий был Николай Семенович олигархом федерального масштаба, которого побаивалось даже правительство, и гордился родной город, где он бывал крайне редко, но теперь как раз гостил здесь.
Он выступал меценатом родного ВУЗа и явился на какое — то знаковое мероприятие.
Вот Наталья и уговаривала теперь Марию «подъехать» к нему по старой памяти таким испытанным способом, как соблазнение молодым телом, ведь еще в бытность свою преподом Старик славился небывалой любовью к студенткам.
- Даст команду сыну, он тебе то помещение даром отпишет, - гарантировала Лягушка.
- Зачем мне даром, я согласна заплатить, добавь мне только миллион, я отдам. У меня и договор уже на руках, осталось деньги перевести, и дело в дамках.
- Говорю, покажи ему Анжелку. Рассиропиться старый хрен, велит сыну, тот все подмахнет.
- Да у него таких Анжелок, поди, миллион, - вздыхала Мария. Да и как я к нему попаду? Кто я, а кто он.
- Не скажи, дочь у тебя красавица писанная, а попасть тебе к нему легче легкого, скажи, что бывшая его студентка, и что он так тебя подковал математически в институте, что ты успешно занимаешься бизнесом, хочешь сказать спасибо, то, се… Прогони ему какую — нибудь шнягу, что ты, не придумаешь, что ли? А ему будет приятно. А телефон тебе я его добуду, обещаю.
- Денег не дашь, Наташа?
- Не дам. И прогоришь, и должницей себя будешь чувствовать. Нету у тебя, Маша, коммерческой жилки. Вспомни, как ты косметикой торговала, и смех, и грех, впарили тебе контрафакт на сто тысяч, а продала два тюбика, еле от коллекторов отбилась. Пили ноготки потихоньку, вот и все дела.
- Есть, я чувствую. Мне только чуть подняться, я смогу.
- Тогда иди к Козлодоеву.
- Нет, - твердо сказала Мария и посмотрела на площадь, залитую солнцем. Из — под тенистого козырька кафешки ее камни казались ослепительно белыми. - Не для того я дочь растила, чтобы ко всяким козлам ее в постели подкладывать. Да и невозможно это, у нее парень есть. И что я ей скажу? Нет!
II.
- На завтра, на вечер ничего не планируй, у нас важная встреча, - сказала Мария дочери Анжеле, студентке — первокурснице местного ВУЗа, миниатюрной, но дивно сложенной красатуле с наивным личиком и огромными зелеными глазами. Когда они закрывались, казалось, весь мир теряет всякий смысл. Марии часто нахваливали дочку, а она отшучивалась, что дочь — не от нее.
- Что за встреча? - Навострила ушки девчонка.
- Так, с типом одним. Козел, ну очень важный.
- А я причем?
- Будешь мне поддержкой, построишь ему глазки, немножко…
- Чего — то, мама, я не пойму…
- Чего ты не поймешь?
- Ты что меня кому — то сватаешь, что ли? А Юра?
- Так, дорогуша, сядь! - Указала мать на диван. Дочь присела, явно волнуясь.
- Ты хочешь жить нормально, иметь вот эти джинсики, эти кроссовки? - Трясла перед лицом у дочери шмотками решительная женщина. - А за учебу чем платить? Так вот и помоги матери, пришло время, пора, я устала все тянуть на себе. Я себе новые колготки третий год не покупаю. Построишь глазки одному хорошему дедушке, не раскиснешь. А больше от тебя ничего и не требуется.
- Я тебя ненавижу! - Всхлипнула Анжела, вскочила, убежала в соседнюю комнату и затаилась там.
В тот день как - то так получилось, что все не задалось с утра. К вечеру обе родственницы были крайне взвинчены, и разговор этот мать затеяла явно не ко времени.
Она пришла на кухню, достала из холодильника початую бутылку водки, зачем - то встряхнула ее, набухала чуть не пол — стакана и, отчаянно зажмурившись, выпила.
III.
Анжела сидела за столом напротив Старика Козлодоева, потупив глаза, то и дело сердито поглядывая на вчерашнего профессора, как хомяк на хозяина, который доставал его своей щекоткой. В сумочке у нее лежал договор купли — продажи того самого чертового подвала.
Случилось это уже после встречи - знакомства матери и дочери с олигархом, которая состоялась накануне в ресторане. Была она не то, чтобы очень теплой, но результативной — богач пригласил покупательниц к себе в офис, для того, чтобы рассмотреть условия сделки. Мама естественно вдруг «приболела», и интересы приобретающей стороны предстояло отстаивать нашей Анжеле, которую Мария практически силком вытолкала на беседу.
Старик страшно не понравился принципиальной девушке еще в ресторане, понимая свою роль в этой сделке и принципы, которыми руководствовался Козлодоев в бизнесе, студентка его просто возненавидела. На что тут надеялась мать, не понятно.
По пути Анжела вынула серьги из пылающих ушек, стерла помаду, нарочно размазав ее по подбородку, всем своим видом она выражала решительный протест. Старик все понимал, и его все это страшно забавляло.
Ему на фиг не сдалась ни эта сопливая девчонка, ни ее мать, но он играл в эту навязанную ему игру, и ему уже было интересно. Тем более, что на тот момент делать в этом городишке видному столичному гостю особо было нечего.
- Вы, я вижу, чем — то взволнованны, вас кто — то обидел? - Смотрел он на визитершу, но видел лишь белый шнурочек пробора на ее горькой головушке.
Николай Семенович представлял из себя среднего телосложения, поджарого, спортивного вида, лобастого старика, с впалыми щеками и седым чубом, дымом паровоза зачесанным назад между двумя крутыми, смуглыми залысинами. Одет он был не то чтобы вызывающе богато, но крайне стильно, причем по текстуре вещей было сразу видно, что это породистый материал - ворот сорочки сиял снежной белизной, запястье охватывали массивные часы, с одного взгляда на которые становилось понятно, что стоят они миллионы. В кабинете были опущены жалюзи, включена дневная, мягкая подсветка, помпезные кресла пахли настоящей кожей и смесью самых дорогих и тонких парфюмов.
Стол был до того дорогущий, что красавица видела в нем свое отражение, почти как Аленушка в пруду.
Честно говоря, Анжела, да ее мама, впервые увидели личность такого масштаба так близко и оробели. Собственно, потому встреча в ресторане и вышла такой скомканной.
Мария ожидала, что столкнется за столиком со вчерашним, зашуганным студиозусами преподом, в застиранных штанах с узкими, короткими штанинами и ветхозветном пиджаке с рукавами, испачканными мелом, а тут был уже другой, радикально изменившийся человек, у которого даже от его приветливой улыбки веяло могуществом. А тут еще, как назло, не признал Козлодоев в этой Марии Нееловой, явившейся за подвальчиком, своей бывшей студентки.
И вот теперь робость и злость смешались в Анжеле, адской смесью бушевали в ней, и вывели ее на грань чуть ли не истерики.
Хозяин кабинета вздохнул, поднялся, подошел к окну, поднял жалюзи, сощурившись всмотрелся в живую панораму города.
- Вы, похоже, меня не любите? - Не оборачиваясь, опять спросил он.
- А за что вас любить? - Усмехнулась гостья, - все богатые, это воры, убийцы и дебилы. Что, не так?
Уголки стариковских губ чуть заметно приподнялись в улыбке. Такой откровенности он не слышал давно, и она ему импонировала. Он вернулся за стол. Сел, подумал и сказал:
- Возможно, вы правы, но все же, не все. Я, например, стараюсь не быть дебилом. Не всегда получается, но, порой мне это удается. Верите?
- Не верю! - Вскинула девушка глаза и впервые посмотрела на миллиардера прямо, - если вы - при таких деньгах, то или прирезали кого — нибудь, или ограбили, третьего не дано.
Старик уже не слушал, что говорила эта дерзкая девчонка. Его убили ее глаза, в них было столько юношеской искренности, красоты и какой-то обреченной дерзости, что ему разом расхотелось шутить, он растерялся и даже пробурчал что — то нечленораздельное.
Ему вдруг до чертей стало стыдно, что он повелся на эту дурацкую игру и стал ломать эту комедию, которая унижала не только ее, но и его. Его, пожалуй, больше.
Ему невыносимо захотелось отделаться от этой бедной девочки и не видеть ее больше никогда:
- Вы отдаете себе отчет, зачем вы сюда пришли? - Спросил миллионер.
- В общих чертах, да, но я не совсем осознаю это, - прошептала Анжела, теперь ей стало почему — то страшно, ее сердечко забилось сильнее.
- Ну, так я скажу вам, - откинулся в кресле хозяин. - Ваша мать прислала вас ко мне, надеясь, что я поведусь на вашу красоту, которая, не скрою, совершенно поразительна, протащу вас через свою постель и подпишу ваши проклятые бумаги. А теперь вы мне скажите, вы согласны пойти со мной в отдельную комнату?
- Я не знаю, - снова уронила глаза в стол девушка, и его крышка засияла зеленью.
- Дайте мне ваш договор? - Протянул руку олигарх.
- Зачем?
- Давайте его сюда, я подпишу вам эту недвижимость, ничего мне от вас не надо, без всяких условий, в том числе и без оплаты. И, клянусь, никто и никогда не отнимет у вас эту площадь.
- А за что нам это?
- За унижение, которое вы пережили. Простите меня, и прошу вас, не унижайтесь больше никогда, - говорил Николай Семенович, размашисто проставляя на листах свой бесценный автограф.
- Ваша рука похожа на чайку, - сказала Анжела.
- На чайку? - Удивился старик, - что еще за «чайка»?
- Ну, чайки, птицы такие. Они сжимаются в комочки перед штормом, я видела на ютубе.
- А - а, я вижу, вы любите море? - Поднял глаза Николай Семенович.
- Да.
- А какое море вы любите?
- Никакое, я там ни разу не была.
- Как? Взрослая девушка и не была на море, вот так фокус.
- Так получилось. Мама вечно работает, хотели поехать, заставила меня даже загранпаспорт сделать, а непонятно зачем, все равно никуда не едет.
- А отец где?
- Папы у меня нет. Он приезжал, обещал взять меня с собой, но не взял, вот...
Старик неловко кашлянул, передал пакет документов гостье, встал, и снова ушел к окну. Он ждал, она рылась в портфеле и все не уходила.
- Ни тени зависти, ни умысла худого
Ещё не знает это существо.
Ей всё на свете так безмерно ново,
Так живо всё, что для иных мертво.
И не хочу я думать, наблюдая,
Что будет день, когда она, рыдая,
Увидит с ужасом, что посреди подруг
Она всего лишь бедная дурнушка.
Мне верить хочется, что сердце не игрушка,
Сломать его едва ли можно вдруг, -
медленно зашевелил губами старик, в задумчивости читая сам себе стихи.
- Это вы про меня? - Удивилась Анжела.
- А? - Вздрогнул олигарх и обернулся, - нет, поверь, к тебе это никак не относится. Это стихи Заболоцкого, был такой очень хороший поэт, мне мама в детстве читала, мне было очень грустно, это очень печальные стихи, вот, вспомнились чего — то не к месту. Ты вот что, - сказал он Алине. - Если хочешь, я покажу тебе море, прямо сейчас. Возьмем самолет и полетим. Клянусь тебе, мне ничего от тебя не надо ни денег, ни постели, да и какая постель в моем возрасте.
Просто, слетаем и вернемся. Можем даже лететь в разных салонах. Назови только, какое море хочешь и полетим, я сейчас же закажу самолет, он стоит в аэропорту.
Весь сервис и трансферт, естественно, за мой счет. Ты когда — нибудь Праслин видела?
- Мы все едИм, - растерянно кивнула Анжела, ей страшно хотелось показать, что и они не лыком шиты, и их маленькая семья живет богато. - У нас даже чайхуахуа есть в холодильнике.
- Ты хотела сказать «фейхуа»? Чайхуахуа, это порода собак, а фейхуа — это фрукт. Или вы с мамой корейцы, собак в холодильнике держите? Чего — то я не пойму.
- Да, мы фейхуа часто едим, - залилась краской первокурсница.
- О, Господи, Праслин это не блюдо, это жемчужина Сейшельских островов с уникальной флорой и фауной, хочешь, поедем туда, хочешь, куда — то еще. Решай, и ничего не бойся, и если ты сейчас уйдешь, это никак не скажется на осуществленной сделке, даю тебе слово.
- А мама, а Юра?
- Юра, это твой парень?
- Да.
- Путешествие займет всего несколько часов, максимум — сутки. Туда — и обратно. Ну, что, звоню диспетчерам, запрашиваем вылет?
- Надо тогда домой заехать, взять купальник, документы. Да и маму обрадовать, она волнуется.
- Заедем, какие проблемы.
Однако в тот раз улететь не удалось. На город надвигался грозовой фронт и самолету не дали вылет.
- Не беда, - сказал миллиардер. - Полетим завтра. Идет?
- Идет, - благодарно сверкнула Анжела своими драгоценными глазами, и старик снова поразился их чистоте. Было в них что — то от объектива фотокамеры, когда жадно и трепетно раскрываются его лепестки, открывая темную, бездонную скважину фокуса, и он мгновенно схватывает весь мир и фиксирует его навечно.
IV.
Гроза, жаля яркими язычками молний неповоротливые туши туч, тем вечером обошла город стороной. Анжела и ее парень Юрий гуляли под очистившимся от тревожной облачности небом по речной набережной, ели мороженое. Было безветренно и душно. Девушка сосредоточенно думала о чем — то своем. Ухажер не любил такое ее отрешенное состояние, ему хотелось говорить, рассказывать, хвастать, словом, красоваться перед любимой, выгибая грудь колесом. Но когда она уходила в себя, раскрывать хвост ему было словно и не перед кем, и он всяко тормошил спутницу, стараясь привлечь внимание к себе.
Юра учился на юриста, был он парнем не очень эрудированным, за то жутко ревнивым и вспыльчивым, хотя под всей этой взрывчатой смесью его нравственного экстремизма, скрывалась душа человека в общем — то доброго и честного, за что Анжела его и любила.
Ведь именно доброту она ценила в людях больше всего.
А он, выходец из деревни, как ни хорохорился на людях, словно бы чувствовал свою внешнюю неравноценность такой красавице как Анжела, комплексовал, и часто из — за этого выкидывал какие — то неожиданные то злые, а то и смешные коленца. Мог, например, на ровном месте полезть на какого — нибудь бугая в драку, или ввязаться в чужой разговор со своими наставлениями. Гормоны, знаете ли…
Вот и теперь, по непонятному молчанию своей девушки, он решил, что «у нее кто — то появился», психовал и старался раскусить ее разными закидонами.
- А поедем ко мне, тетка у сестры будет ночевать? - Предложил он, размышляя таким образом, что, если у Анжелы кто — то есть, то она конечно же не поедет. В городе он жил у своей тети, особы тоже нервной и страшно мнительной.
- Поедем, - равнодушно пожала плечами девушка. Благо, до теткиного дома было недалеко.
Наша милая героиня все время держала в голове предстоящий полет, волновалась, радовалась и тревожилась, чувствовала себя виноватой перед своим кавалером, все таки летела она с другим мужчиной, хоть и стариком, а потому в тот вечер решила быть покорной, что, надо отдать ей должное, случалось редко.
В теткиной квартире, на теткиной же заповедной постели, с католическим распятьем над изголовьем и случился у нашей сладкой парочки спонтанный, как весенний дождь и такой же стремительный секс.
О сексе первокурсница на тот момент знала лишь, то, что это очень смешное и забавное мероприятие, с вечно предсказуемым финалом.
Дело в том, что у Юры член всегда вскакивал мгновенно и торчал очень бодро, что, по мнению юноши, вполне компенсировало его скромные размеры.
Стащив брюки, парень гордо демонстрировал могучий потенциал своей девушке, нетерпеливо вставлял ей и елозил, тиская ее, как надувную куклу, думая, что по мужски, сурово и жестко, как это и надо, ласкает ее, на самом же деле страшно ее щекотал — руками, пушком с подбородка, челкой, дыханьем, и девушка предпринимала невероятные усилия, чтобы не расхохотаться.
Вот в таком единстве и борьбе противоположностей и проводили молодые люди свои недолгие и однообразные половые акты. Он - тупо стремясь вознести ее на небеса своими тисканиями и щипками, она - жестко сцепив зубки, чтобы не улететь на эти небеса от хохота.
Потом лежали, оба красные от диаметральных эмоций. Анжела испытывала по настоящему глубокое удовлетворение именно от того, что ей удалось обмануть судьбу и сдержаться. Юра - в полном убеждении, что доставил любимой неземное наслаждение, и она кончила, не даром же у нее кровь так прилила к голове.
В тот раз все повторилось ровно по такому же сценарию, с тою лишь разницей, что у Юрика был герпес, и юноша почти не лез с поцелуями. А еще сперма попала на любимый тетушкин пододеяльник с пирамидами и верблюдом, и парень страшно переживал по этому поводу.
Уходя, Алина незаметно запихнула в щелку между стеной и зеркалом в прихожей монетку, а именно рублик.
Она сроду не летала на самолете, немного боялась высоты, и ей очень хотелось вернуться к своему Юре.
Ей и вправду нравился этот вихрастый чудак.
V.
В самолете, в люксовом салоне Николай Семенович и Анжела были вдвоем. Охрана олигарха, две стюардессы, повар, и приятная женщина — врач летели в пассажирском отсеке.
На взлете Анжела основательно трухнула, особенно, когда борт оторвался от полосы, и, поджав шасси, повис в воздухе, но быстро освоилась и порхала по салону, как бабочка, от одного иллюминатора к другому. Все ей было так интересно, все в диковинку — и эти огромные и такие близкие облака, и ниточки рек и дорог внизу, и города, казавшиеся с высоты макетами. Девчонка была в вызывающе коротенькой юбочке, олигарх, грустно улыбаясь, любовался ею, он понимал, что так легкомысленно в дорогу она